— Приехали, доктор! — весело сказал Зимородок, лихо тормознув у пандуса. — Вы там не задерживайтесь долго, у нас еще четыре места.
Айболит задвигал добрыми седыми бровями.
— Боюсь, вы меня неправильно поняли. Вам тоже придется участвовать в осмотре. Во-первых, надо будет заснять то, что я скажу. Во-вторых, вы должны хоть немного напрактиковаться в определении внешних признаков… искомой инфекции. Это составная часть моего задания. Мне сказали, что я у вас буду старшим и вы будете выполнять все мои распоряжения. Ну, так как?
С этими словами он достал из сумки три комплекта одноразовых средств защиты — бумажные респираторы, голубые пластиковые бахилки на ноги, прозрачные хирургические перчатки.
— В анатомичках теперь не всегда вовремя убирают, а при вскрытиях, бывает, пачкают пол.
— Я не пойду, — сказала Кира решительно, косясь на докторские причиндалы, — Я не хочу, Костя! Мне потом покойники всю ночь будут сниться!
— Я ведь один не поспею во все подозрительные места, — вздохнул Климентий Георгиевич.
— Он прав, — сказал Клякса. — Надо идти.
— Кому это надо! — раздраженно бормотала Кира, выбираясь из машины. — За двадцать лет вот только покойников не «тянула»… С чего вообще взяли, что кто-то должен заболеть? Какой дурак это придумал?!
— Подай мне камеру и успокойся. Не смотри никуда, если хочешь. Я сам все сделаю.
Директор крематория к ним не вышел. Он чувствовал себя очень важной персоной. В сопровождении заведующего отделением, аппетитной живенькой блондинки, они с полчаса бродили по кафельным казематам обширного «приемного покоя».
— Вот трофические язвы, — тыкал лазерной указочкой их инфернальный проводник, переходя от стола к столу. — Видите — они расположены лишь в нижней части голени. Вот обычный фурункулез. Это… м-м… это клещ-железянка, скорее всего. Живет только на лице. Неизлечим, между прочим. Кира Алексеевна, не трогайте свое лицо. Не стоит здесь прикасаться к открытым участками кожи. Что вы хмуритесь? Вы же хотели быть врачом.
— Я вовремя передумала, — буркнула Кира, свирепея под респиратором.
Увлекшийся доктор нравился ей все меньше.
—Это обычная чесотка… это ожоговая язва… Снимайте, Константин. А вот и сифилис… четвертой степени. А это что? Непонятно, непонятно…
Бормоча и приговаривая, Климентий Георгиевич проворно склонился над очередным столом, схватил пальцами покойника за нос и принялся поворачивать неподатливую закоченевшую шею.
—Вы из горздравотдела? — спросила Зимородка милая блондинка, кокетливо оправляя прическу, ничуть не смущенная манипуляциями доктора.
Она разгуливала по заведению, высоко подняв грудь, без респиратора и перчаток, цокая по кафелю сапогами на тонкой шпильке, всем своим видом попирая всевластие смерти.
— Вы не могли бы там поднять вопрос о дотациях нашему учреждению? Цены на энергоносители все рас тут, а средства нам отпускаются в мизерных размерах! Знаете, почем сейчас тонна мазута!
— А они разве… того… сами не горят? — кивнул Клякса на молчаливых «клиентов» заведения.
— Что вы! — игриво закатила глаза блондинка. — Кремация — процесс достаточно длительный. А если, не дай Бог, выполнить его некачественно, санэпидемстанция нас замучает!
Кира косилась на нее удивленно. Есть такие наивные женщины, которые надеются заинтересовать мужчину своей увлеченностью работой…
Доктор Айболит убрал указочку, развел руками.
— К сожалению, того, что нас интересует, у вас нет.
— Ах!.. Очень жаль!..
— Слава Богу!
Кира поспешила к выходу. Клякса, увлеченный содержательной беседой о эзотерическом смысле огня и кремации, засмотрелся в глаза блондинке, наскочил на стол и едва не сбросил на пол синего закоченевшего покойника.
На выходе Климентий Георгиевич собрал у них перчатки, респираторы и бахилки и опустил в урну.
— У меня еще есть. Не расстраивайтесь, Кира Алексеевна. Второй раз пойдет легче. Хочу вам сказать, что та инфекция, которую мы ищем, обладает специфическим гнилостным запахом. Нечто вроде подвала с гниющей картошкой. Это может пригодиться вам в работе.
— Вы что — ее нюхали? — съехидничала Кира, усаживаясь на переднее сиденье.
— А как же, — с гордостью ответил Доктор Айболит. — И не только ее, но и чуму, и холеру, и еще много всяких гадостей. Я даже болел один раз, когда у нас на базе случились неполадки в системе вентиляции боксов и лабораторий. Выбросили во двор и в контур жилых помещений один очень мощный штамм… Все мои коллеги умерли, а мне, как видите, повезло.
— А, знаю! — сказал Клякса. — Вы работали на острове Свободном. Есть такая страшная дыра в Каспийском море… — пояснил он Кире. — Летом плюс сорок и голый камень. Наш доктор в погранотряде там срочную служил. Чумных мартышек лопатой в печку кидал.
— Работал я в другом месте, но на Свободном бывал, — ответил Климентий Георгиевич. — Но давайте продолжим наше расследование. Поехали!
Он сказал это с гордостью, почти как Гагарин. Ему и впрямь нравилось ощущать себя сыщиком, разыскивающим сбежавший вирус. Только сейчас Кира обратила внимание, что все лицо доктора было сплошь покрыто, как точечками, крошечными давними язвами — точно булавкой исколото. Жутко было представить, как выглядело это лицо в дни болезни. «Какой ты Айболит!» — воскликнула про себя Кира: «Ты — доктор Чума!»
Впрочем, управа при любом расследовании подбирала весьма компетентных консультантов. Бывали и звезды первой величины.
— Между прочим, начало бактериологическим исследованиям положено было здесь, в Питере, — повествовал в пути разохотившийся до общения доктор. — Перед Первой мировой в одном из фортов Кронштадта пытались получить противочумную вакцину. Завезли туда верблюдов для опытов, чуму из Индии… Получили, между прочим. Впервые в мире.