Пятая Стража - Страница 47

Заслышав скрипучее «осторожно, двери закрываются!», Пушок в сердцах сказала:

— Черта лысого, а не Мишу! — и прыгнула в вагон, в просвет меж закрывающимися дверьми.

Прильнув щекой к грязному стеклу, она еще заметила на миг, как выбежал на платформу и остановился в растерянности меж двумя отходящими электричками Тыбинь, но уже никакой знак подать ему не смогла. На миг пришла ей в голову мысль сорвать стоп-кран, но она… постеснялась. Она не была хулиганкой. Электричка пошла, разгоняясь, неведомо куда, и исполнительная Людмилка осталась в ней одна, впервые предоставленная на задании целиком сама себе.

— Не бегать, а думать… не бегать, а думать… — панически затараторила она шепотом. — Представлять, что он будет делать… Интересно, что он будет делать? Ехать, наверное, что же еще!

Она осторожненько вошла в вагон, вспоминая все, чему ее учили, и присела на краешек лавки поодаль объекта, наблюдая Мухомора со спины. Поглядывая в окна, определила, что электричка идет на Всеволожск, и на всякий случай переспросила у попутчиков.

Напротив Людочки сидел неопрятный, небритый, весьма самодовольный тип и, слюнявя пальцы, листал дешевую порнографическую газетенку. Каждый раз, открыв новую картинку, он сперва замирал, вглядываясь, а потом переводил оценивающий взгляд на Людочку, прищурившись, качая головой и критически разглядывая то одну, то другую часть ее фигуры, возвращаясь глазками к картинке. Ниже пояса разглядывать ему было не с руки, так он даже передвинулся слегка и задергал ляжками от удовольствия.

Людка терпела, не поднимала скандала. Ей нельзя было привлекать к себе внимания. «Ох, пожалуюсь Морзику — он тебя и уроет!» — утешалась в мыслях она. Мухомор съежился под своим картузом тремя рядами впереди и уже раз пять оглянулся. Нос у него был синий, но не от холода, а скорее от пережитого страха. Сумку он поставил на колени и прижимал к груди обеими руками. Поди тут, угадай, что он задумал сделать! Людочка даже лоб морщила от напряжения, и пассивные домогательства страдальца напротив ею полностью игнорировались.

По мере хода электрички наблюдаемый Сыроежкин успокаивался. Поначалу ему все чудилось, что некто грозный под шипенье дверей войдет на остановке, потом он расслабился, прикупил бутылочку пива и возрадовался простым прелестям жизни, как человек, только что избегнувший смертельной опасности. Он явно не чувствовал себя в бегах, не боялся контролеров с милицией и, видимо, вовсе не предполагал, что его днем с огнем разыскивает питерское управление ФСБ. Более того, присутствие в вечерней электричке милицейского наряда, усиленного дюжими омоновцами, даже приободрило его. Пушок примечала все это и делала выводы, поделиться которыми ей было не с кем.

Положенный ей проездной «вездеход» она не успела получить, и, чтобы не сверкать в вагоне красной книжечкой, пришлось выйти в тамбур и уже там предъявить старшему наряда свое удостоверение. Бритый богатырь в суконном берете набекрень вертел его и так и сяк, только что на зуб не пробовал. Людочка могла попросить его задержать Сыроежкина, но, поскольку команды сверху на задержание не поступало, а объект вел себя спокойно, решила продолжать наблюдение. Сама решила! Она особенно гордилась этим. Сексуальный страдалец, поспешно спрятав газетку под тощий зад, трусовато поглядывал через стекло двери на ее терки с ОМОНом. Он не без оснований опасался, что Людмилка на него пожалуется, и, видя, что его не трогают, приободрился и сделал из этого какие-то свои далеко идущие выводы.

ОМОН ушел дальше по составу, пообещав передать оперативному дежурному управы направление ее движения, похмыкивая нечто про баб в ФСБ. Электричка подкатила к платформе Всеволожска. Двери распахнулись в сырую незнакомую Людмилке темень. По программе оперативной подготовки они еще не проходили пригороды… Неопрятный тип с газеткой сопел над ухом…

На миг Людочка заколебалась. Соблазн сбросить объект и доложить на базу, что «грохнула» его по неопытности в темноте на платформе Всеволожска был велик. Как раз у другого края платформы стояла под парами электричка на Питер. Но Людмилка была прямодушной и простой дочерью своего города. В ее семье еще бытовали блюда невкусной ленинградской кухни родом из блокадных времен и поминали погибших в войну. Кроме того, она была самолюбивой девушкой. Она пошла незнакомыми кривыми улочками, пытаясь хоть как-то запомнить дорогу назад, к вокзалу. Сыроежкин поспешал весело, все быстрее и быстрее, и Людмилка, не разбирая дороги, вскоре уже неслась за ним вприпрыжку, оскальзываясь и прижимая к груди камеру. Ее попутчик, озабоченный одной простенькой мыслью, возбужденно хихикая, торопился следом.

Уже плохо соображая, что делает, Пушок вслед Мухомору забежала в подъезд старого красно-кирпичного жилого дома под железной покатой крышей. В последний миг что-то насторожило ее, но она еще не научилась верить предчувствиям. Она, щурясь в темноту, сунулась на узкую, пропахшую кошками лестницу, как вдруг кто-то сильный схватил ее руками за плечи и с размаху ударил спиной и затылком о стенку. Пахнуло густым чесночным духом.

— Ты зачем за ним бежала? — спросил ее недобрый голос с акцентом.

— Ты кто? — спросил второй и добавил: — Посвети!

Свет фонаря ударил Людочке в глаза. Она зажмурилась, задрожала. Камера, пистолет, удостоверение… Еще никогда разведчик Пушок не бьгаа так близко к страшному провалу, который мог бы стоить ей жизни. Опершись покрепче ногами, закрепив дрожащие коленки, Люд-милка собралась уже двинуть первого наудачу в висок и вырываться из подъезда, когда в ту же ловушку как нельзя кстати забежал ее пускающий слюни преследователь из электрички.